Все помнят, что он возглавлял Национальную академию наук, верхнюю палату белорусского парламента. Многие знают, чем он занимается сейчас.

Нам же Александр Войтович рассказал о своей жизни.

– Я родился в обычной белорусской деревне Рачкевичи, что на Копыльщине, 5 января 1938 года пятым ребенком в семье, с сестрой мы были двойняшками, – вспоминает Александр Павлович. – Деревня Чигиря недалеко от нашей, моя бабушка родом оттуда. Ее привез дед, как это получилось, не знаю.  До того как Михаил Николаевич стал премьер-министром, я его не знал.

Мои первые воспоминания – военные годы. В нашей деревне была расквартирована какая-то немецкая часть.  Cолдат распределяли по домам переночевать. Мама не хотела, чтобы в доме ночевали чужие люди, и пошла на хитрость.

Она меня с сестрой положила на кровать и накрыла «коўдрай». Так называлось самодельное одеяло, полотно она ткала сама. Нижняя часть белая, потом лен точнее уже обработанное волокно, затем верхняя часть, украшенная вышитыми квадратиками. Это было зимнее одеяло. Лето. Очень жарко. Я все время раскрывался. В дом вошел немецкий солдат.  Мама объяснила, что это тиф. Немец подошел ко мне, положил руку на лоб. Наверное, я был очень горячим. В нашем доме солдаты ночевать не стали.

Надо сказать, что в начале сороковых в деревне основным было  поколение моего отца. Хотя в то время уже существовали колхозы, значительная часть их жизни прошла до этого. Это было «доколхозное» поколение. Трудяги. Непьющие. Мужчины возраста моего отца почти «не употребляли». На праздники, свадьбы или крестины народ, конечно, собирался. В граненые стограммовые стаканы наливалось спиртное, большинство мужчин могло выпить такую дозу за весь вечер. После «мероприятий»  все шли домой совершенно трезвые.

Это после войны у нас появился один пьяница. Он был в партизанах, часто «грелся» и пристрастился. Он помоложе моего отца. Смеялась вся деревня, если тот шел шатаясь. Об этом рассказывали целую неделю.

Маленькие дети делали все. Помогали выбирать картошку, смотреть за огородом, «грасавать» сорняки, выращивать кок-сагыз. Длилось это недолго, несколько лет. Думаю, экономически затея была нерентабельной, но рабочая сила в колхозе практически ничего не стоила, поэтому Сталин мог себе подобное позволить.

В колхозе я обгонял картошку, возил с поля снопы. Комбайнов, повторюсь, не было. Женщины жнут, вяжут снопы, а я с поля везу их в гумно. Потом приезжает молотилка, молотят, когда уже  все полевые работы завершены.

Реки возле Рачкевичей тоже нет. Единственной нашей «забавой» было болото. Туда стекали талые воды.

До леса, где  собирали ягоды, было шесть километров. За грибами шли в другом направлении – семь километров. Часто не находишься.

Помню, как пошел в первый класс. Мы карандашами писали в тетрадях, сделанных из обойной бумаги. Во втором полугодии cтали писать перьевыми ручками. Были такие чернильницы «неразливайки». Наверное, тогда у нас не было учебников, потому что учительница на доске написала  домашнее задание, нужно было его переписать в тетрадь.

Никаких вопросов с моей учебой не было. Читать  научился еще до школы. До 1939 года в Тимковичах был пограничный отряд, располагались армейские склады. Когда наступали немцы, там кое-что оставалось. Не знаю, кто и какую дал команду, но мужики пошли  «склады разбирать», чтобы они не достались неприятелю. Старший брат  побежал туда с коляской и притащил два мешка книг, поэтому у нас была довольно солидная «библиотека».

Частично мама их сожгла, руководствуясь чисто «идеологическими» соображениями, ибо понимала, что может вызвать соответствующую реакцию немцев. Масса книг, конечно, осталась. Например, Майн Рид.

И еще брат притащил географическую карту Европы, которую мы повесили на стенке. Я выучил ее досконально. По ней научился читать, поэтому к школе  был в этом смысле абсолютно готов.

Учились в обычной деревенской хате. Там никто не жил, ее переделали под школу.  Помнится, все четыре класса сидели вместе. Два учителя вели одновременно уроки. Сразу с двумя классами.

Математика у меня вообще шла очень хорошо. Естественно, не было проблем и с географией. Если учителю иногда нужно было отлучиться с урока, он сажал меня на свое место и говорил, что читать и показывать на карте. В случае нарушения дисциплины рекомендовал  «стукаць указкай па галаве», но делать этого не приходилось.

Выбрал физику, наверное, под влиянием брата, который когда-то притащил карту и книги. Поехал поступать в Минск, в университет. Тогда с золотой медалью экзаменов не сдавали, было только собеседование.  Русского языка   почти не знал, говорил только на белорусском. Минские девчата, с которыми  вместе учились, очень долго  поправляли.
Запомнились поездки на целину. Тогда еще никто не говорил про строительные отряды, мы просто ехали на уборку урожая. Один сезон там работал помощником комбайнера.

Университет я закончил с отличием.  Распределили в Институт физики Академии наук…
В 1968 году защитил кандидатскую, в 1978-м  докторскую.

В 2000 году я работал президентом Академии наук. Избрали на альтернативной основе. Победил в первом же туре и не думал ничем заниматься другим. Только научной и научно-организационной деятельностью. Однако после того, как осознал все свои новые обязанности, понял, что невозможно эффективно влиять на научную политику в стране, строить инновационную систему экономики.

Приглашение к президенту стало приятной неожиданностью.

Кстати, я в тот момент был в США. Когда в пять часов утра по местному времени в Чикаго, в  номере зазвонил телефон, мне очень не хотелось снимать трубку, думал, кто-то ошибся, однако звонки продолжались. Снял трубку и услышал голос помощника Лукашенко Макея. Он сказал, что нужно срочно приехать, так как президент хочет со мной встретиться. Поинтересовался, насколько срочно, ибо я и так бы скоро приехал, были уже билеты. Он сказал, что вылетать нужно сегодня.

Я махнул рукой на всю мою оставшуюся программу, оставил записку для своих американских коллег, выпил кофе и поехал в аэропорт. Ровно через сутки был в Минске.
Сразу же позвонил Макею. Дескать,  нужно побриться, умыться, так как 24 часа в дороге. Он настоял на том, что следует приехать сразу же.

Александр Григорьевич предложил возглавить Совет Республики. Я ответил, что избран президентом Академии наук, нужно посоветоваться с президиумом, ибо  не хочу единолично принимать такое решение. Договорились:  у меня на принятие решения есть сутки.

Все было, повторюсь, очень неожиданно. Собрал  членов президиума, естественно, тех, кого удалось найти в тот момент. Никто не выступил против. Наоборот, большинство горячо убеждали меня согласиться. Они исходили из того, что, занимая такую высокую должность, я смогу более эффективно поддерживать науку. Кстати,  в беседе со мной фактически то же самое сказал президент.

Так я оказался в «политике».  Поработав некоторое время, присмотревшись, понял, что у нас в стране практически никто ни на что не может повлиять, все решает один человек.
Лукашенко несколько раз говорил, что будет со мной советоваться по поводу Академии наук, но этого не произошло. Декрет о реорганизации АН, закрепляющий решение о назначении президента, а не об избрании, как было раньше, готовился в такой тайне, что мне ни один человек,  сколько я ни спрашивал, не сказал, что видел этот документ в процессе подготовки. Я тоже его не видел.

Это был рубеж, когда мы окончательно разошлись с президентом.

Об уже принятом решении мне сказал тогдашний глава президентской администрации Латыпов. Он же озвучил фразу: «Если вы хотите остаться членом Совета Республики, то должны поддержать это президентское решение». Я понял, кто ранее произнес такие слова, ибо Урал Рамдракович позволить себе подобного не мог. Он лишь «ретранслировал».

Я сразу же сказал, что подобное решение не поддержу и считаю его неправильным.
И  единственное, что  могу обещать – не прийти на представление назначенного президента Академии наук.

Вернувшись от Латыпова,  начал звонить президенту, чтобы с ним переговорить. Это был полдень. Прямая связь не работала, поэтому я позвонил в приемную. Там сказали, что Лукашенко уже уехал в резиденцию, в Дрозды. В резиденции трубку взял дежурный офицер, представился. Я сказал, что хочу поговорить с президентом. Он сообщил, что президент уехал играть в хоккей. Я попросил передать, что буду на рабочем месте до восьми часов вечера. Звонка не последовало, а утром был уже напечатан декрет.

В настоящий момент работаю в двух областях. Первая – нелинейная динамика лазерных систем. Второе направление работы – физика наноразмерных структур.